(из цикла «Cказки глубин»)

Митяй, сын Фетода Рожина, рос без материнского глазу и ласки (померла, едва родив), поэтому подымать мальца приходилось отцу одному, человеку суровому и скупому на сантимент. Единственным, но весомым аргументом его в этом деле был крепкий кулачище, да сапог в спину. Такую метóду не оспоришь. И Митяй крепился, тая обиду на потом - мал еще был отца судить. Домишко их стоял на отшибе возле богом забытой железнодорожной станции, где и поезда уж не ходили, а так - редкие товарняки, да служебные (для перевозки спецконтингета)...

— Веришь ли ты, что?..

— Конечно же, нет.

— Я не о том… — Она мерцала, изменялась, струилась нарождающейся тьмой где-то рядом и отрешенно болела уже свершившимися осенними заморозками.

— Скажи, правда ли?..

— Да… правда… — и только тень улыбки, и его безжалостный блеск в глазах, понимающих больше, чем было сказано.

Они блеснули ресницами навстречу внезапно поднявшемуся ветру. Наблюдали, как там внизу густо лиловеют крыши города, пульсирующего вспышками слезящихся огней шоссе — будто это взлетная полоса, готовящаяся принять идущий на посадку истребитель.

— Коснись меня… — звала тишиной. — Ветер усиливался. Они удивленно смотрели вниз.

Он сжал ее холодные запястья, и она, не веря, смыкала его пальцы со своими.

— Неужели?..

— Пора.

(из цикла «Cказки глубин»)

Аким был мужик тихий, работящий и незлобивый. Первая жена его, худобая и болезная, рано померла, так и не народив ему потомства. Покручинился он, конечно, но в загул не пошел — баба она, хотя и хорошая была, но какое счастье мужику на селе без деток да ладной хозяйки? И пошел сватать соседскую Марфу. Мать ее, да братья, Акима уважали, но шибко не ликовали, кому ж охота молодуху за вдовца отдавать. Отец настоял: нечего в девках засиживаться, мужик-то нынче дурной пошел — то гуляка, то пьяница. Марфа была к труду привыкшая, характером справная и собою видная, в теле, что называется — одним словом, всё при всём. Так дело и сладили.

Она не знала, когда это случилось, не помнила, не понимала начала, но осознавала тем яснее, что все изменилось вдруг, стало другим. Безмолвное красноречие окружающих форм, когда-то знакомых и определенных, теперь удивляло как многократно повторенное слово, утратившее свое привычное значение. Быть может, думала она, все началось с той шкатулки? Вещица лежала в пожухлых листьях, среди корней, жадно впивавшихся в уже холодеющую землю, словно нарочно подброшенная, источающая непреодолимое желание обладать ею. Темно-лиловая ее крышка, обитая по углам чешуйками черненого серебра, тонкое дно, источенное жучком и ветхая россыпь на нем сухих лепестков роз… — чудесное дополнение в ее коллекцию брошенных раритетов.

(из цикла «Cказки глубин»)

Долго ли, коротко ли, блуждало светлоглазое детство, как в сказке заветной — дикой, глубокой, словно ручей во глухой чащобе. Блуждало неосознанное, но уже знаемое, тайной облюбованное детство. Сокрытое взмахом ворона-крыла у седой ели, сбереженное окриком бабки столетней у тревожной опушки закатным вечером… Прыгала, скакала юность разудалая через костры купальные, полночные, васильками, да лентами праздничными венчаная. И слушали бабкины небыли, словно и сумерки за погостом невдомёк, словно и шорохи в сенцах не домовой. Но временами умолкали, удивленные, веря каждой тени в ночном саду, каждому скрипу ограды кладбищенской…

Почему вдруг угасшее солнце прожитого не имеет больше своей янтарной силы?
Что воспримет удивленная сфера зрачка с наступлением тени?
Как долго продлится встревоженное ливнем предчувствие луны?
Что сокрыто в её бесстрастном лике, обнажающем несказанное?
Отчего птица трепещет крылом, когда ты ждешь события, но все же не слышишь ответа?

Помнишь ли зовущую нежность детства, пронзительную и необратимую?
Этот прямой, без единой слезинки, взгляд бегущей вслед верности?..
Или кровь сердца, внезапно узревшего смерть среди тлеющих листьев — невинную и простую, как сказка?

Какие слова плетут в своей кроне деревья-туманы, люди-деревья?
Чьи шёпоты копошатся меж их корней, в кишащем вареве земли?
Почему ты прятал глаза, избегая музыки-влаги, когда тебя умоляла весна?
Что чувствуешь, когда вновь и вновь предаешь кристальную музыку зова, оклика запредельного?

Вперед и назад. И снова вперед, не испытав передышки — твое время безжалостно, судьба неумолима. Квази-жизнь насекомого, торгуемая, как дар, оказывается лишь уловкой в безжалостной игре Божественного. Цена всему, что жадно сновидишь — твоя пульсирующая гибелью плоть в гортани Вечности. У всего этого тяжелый, смрадный дух тщетности.

Какими будут твои глаза в момент расплаты? Глаза бессмысленного тельца или зеницы Героя, святого и правого вовеки? Все еще сновидишь наощупь долю свою, хладнокровно снедаемый? Или рассмеешься, как жестокий безумец, спрыгнувший вверх, со струны пространства-времени в Иное? Успеешь ли до рассвета?

-||- Взываю к тебе, Светоносный! К тебе, Двуликий Янус, Фосфор и Гаспар. К тебе, Пернатый Змей, Иштар, Черная Дева Красной и Черной земель, к тебе, Небесный Дракон - Серебряная комета, упавшая в Плоть и восставшая, благословившая нетленность Новорожденного. Прими мое моление на рассвете, в час пробуждения Алой Змеи. Я один, как и ты, над этой равниной, Я и Ты. Я простился с конечностью прошлого дня, чтобы родиться в новом. Я пуст и безмятежен. Я отпустил своих мертвецов, продолживших свой блаженный сон в белом. Я воссоединен сам в себе, и я жажду обретения полноты в том, что Ты откроешь мне. Я жажду причастия Кровью Твоей горящей, нетленной, неотвратимой. Я жарок в своем искрометном вращении, как Солнце, повернувшееся вспять.

(Техника для повышения тонуса «плотных тел» энергоструктуры человека и активации его жизненной силы)

Полезная суть данной техники в том, что она практически мгновенно активизирует энергопотоки плотных тел человека, аккумулируя их в, так называемой, срединной точке жизни (на уровне чакры Манипура) и как бы прокачивает плотные тела, насыщая их природной силой Земли. Одновременно с этим идет интенсивное воздействие и на точки Аджны. Таким образом, на уровне Тела, на уровне Крови, активируются механизмы, развивающие, так называемый, «животный магнетизм» (навык, полезный при гипнотической работе с объектом на нижних уровнях энерговзаимодействий).

Здесь представлено символическое изображение древесного ствола акации, скрывающего тело Асара, после того как оно было расчленено и брошено в реку. Четыре деления соответствуют четырем отделам позвоночника Асара, расчлененного Сетом: шейному, спинному, поясничному и крестцовому — четыре жизненно важных физиологических основы. В воссоединенном виде они являются символами целостности, стабильности, здоровья и благополучия.

В нашей практике Магии Антимиров, столп Джед является не только символом нашей целостности, способности противостоять, выживать в трудных ситуациях, но и совершенно очевидным аспектом жизненной силы в целом, чего бы это понятие ни касалось, основой психофизиологической функциональности человека. Эта основа должна быть неколебимой, способной выдержать любой натиск, и этому служит следующая техника.

Данный метод прорицания О. Бескрайневой, полученный на основе духовных знаний предков, задействует энергии древнеегипетского бога Сета в его фиксационном аспекте. Это помогает увидеть Ситуацию, как она есть в настоящем, проанализировать ее предпосылки, исход, причем не только на физическом, но и на самых тонких уровнях. Таким образом, перед прорицателем складывается фиксированная в Данности (на плоскости полотна) карта интересующих событий.

Основными качествами Сета, как известно, являются принципы разложения, всего, что связано с физической смертью (работе с деструктивными энергиями Сета посвящен отдельный урок курса Магии Антимиров). Наряду с этим, Сету соответствует также и принцип фиксации остановки развития, принцип космического постоянства, некоей вневременной законсервированности (неслучайно в качестве подношения Сету жрецы предлагают соль). Сет также воплощен в образе бессмертных северных созвездий, остающихся неподвижными вокруг северного полюса, никогда не восходящих и не заходящих.

Близкий Сету символ равностороннего креста (распространенность, рассеяние частей по сторонам света), которым разграничено на зоны полотно для прорицания, связан на следующем витке спирали с числом 8 (огдоада) как символом многомерности природы, символом зеркального отражения полярностей. Понимание двойной зеркальности Восьмерки (2+2+2+2=4+4) приближает нас к пониманию отраженного и отражающего совершенства Люцифера и природы Черного Солнца, сущего по_ту_сторону. Священная колеблющаяся дуада (2), соответствующая Сету и строящая восьмерку на начальных этапах, выражает как равновесное противостояние, так и взаимно-колеблющееся дополнение полярностей. Здесь, в прямых аналогиях Двурогой Венеры с Сетом, мы находим намеки на дочеловеческую историю «падения» Люцифера в Плоть и Миссии Его Возвращения. Так же, как Восьмерка имеет в себе Двойку, так же и Восстающий Люцифер несет в себе качества Сета.

Таким образом, данный метод прорицания позволяет произвести максимально глубокий анализ Ситуации во всех ее аспектах. Во многом это будет зависеть и от постановки вопроса перед церемонией прорицания.